Неточные совпадения
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить
время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а
не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что
еще можно бы… Нет, я
не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Больше полугода, как я в разлуке с тою, которая мне дороже всего на свете, и, что
еще горестнее, ничего
не слыхал я о ней во все это
время.
Стародум. В тогдашнем веке придворные были воины, да воины
не были придворные. Воспитание дано мне было отцом моим по тому веку наилучшее. В то
время к научению мало было способов, да и
не умели
еще чужим умом набивать пустую голову.
Стрельцы в то
время хотя уж
не были настоящими, допетровскими стрельцами, однако кой-что
еще помнили.
В то
время существовало мнение, что градоначальник есть хозяин города, обыватели же суть как бы его гости. Разница между"хозяином"в общепринятом значении этого слова и"хозяином города"полагалась лишь в том, что последний имел право сечь своих гостей, что относительно хозяина обыкновенного приличиями
не допускалось. Грустилов вспомнил об этом праве и задумался
еще слаще.
Тут только понял Грустилов, в чем дело, но так как душа его закоснела в идолопоклонстве, то слово истины, конечно,
не могло сразу проникнуть в нее. Он даже заподозрил в первую минуту, что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая,
еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая во
время отпадения глуповцев в идолопоклонстве одна осталась верною истинному богу.
При первом столкновении с этой действительностью человек
не может вытерпеть боли, которою она поражает его; он стонет, простирает руки, жалуется, клянет, но в то же
время еще надеется, что злодейство, быть может, пройдет мимо.
Победа над Наполеоном
еще более утвердила их в этом мнении, и едва ли
не в эту самую эпоху сложилась знаменитая пословица:"Шапками закидаем!", которая впоследствии долгое
время служила девизом глуповских подвигов на поле брани.
Строился новый город на новом месте, но одновременно с ним выползало на свет что-то иное, чему
еще не было в то
время придумано названия и что лишь в позднейшее
время сделалось известным под довольно определенным названием"дурных страстей"и"неблагонадежных элементов". Неправильно было бы, впрочем, полагать, что это"иное"появилось тогда в первый раз; нет, оно уже имело свою историю…
«Он же, — говорит по этому поводу летописец, — жалеючи сиротские слезы, всегда отвечал:
не время, ибо
не готовы
еще собираемые известным мне способом для сего материалы.
Нечто подобное было, по словам старожилов, во
времена тушинского царика, да
еще при Бироне, когда гулящая девка, Танька-Корявая, чуть-чуть
не подвела всего города под экзекуцию.
Тут же, кстати, он доведался, что глуповцы, по упущению, совсем отстали от употребления горчицы, а потому на первый раз ограничился тем, что объявил это употребление обязательным; в наказание же за ослушание прибавил
еще прованское масло. И в то же
время положил в сердце своем: дотоле
не класть оружия, доколе в городе останется хоть один недоумевающий.
Между тем новый градоначальник оказался молчалив и угрюм. Он прискакал в Глупов, как говорится, во все лопатки (
время было такое, что нельзя было терять ни одной минуты) и едва вломился в пределы городского выгона, как тут же, на самой границе, пересек уйму ямщиков. Но даже и это обстоятельство
не охладило восторгов обывателей, потому что умы
еще были полны воспоминаниями о недавних победах над турками, и все надеялись, что новый градоначальник во второй раз возьмет приступом крепость Хотин.
…Неожиданное усекновение головы майора Прыща
не оказало почти никакого влияния на благополучие обывателей. Некоторое
время, за оскудением градоначальников, городом управляли квартальные; но так как либерализм
еще продолжал давать тон жизни, то и они
не бросались на жителей, но учтиво прогуливались по базару и умильно рассматривали, который кусок пожирнее. Но даже и эти скромные походы
не всегда сопровождались для них удачею, потому что обыватели настолько осмелились, что охотно дарили только требухой.
А глуповцы стояли на коленах и ждали. Знали они, что бунтуют, но
не стоять на коленах
не могли. Господи! чего они
не передумали в это
время! Думают: станут они теперь есть горчицу, — как бы на будущее
время еще какую ни на есть мерзость есть
не заставили;
не станут — как бы шелепов
не пришлось отведать. Казалось, что колени в этом случае представляют средний путь, который может умиротворить и ту и другую сторону.
Эти поселенные единицы, эти взводы, роты, полки — все это, взятое вместе,
не намекает ли на какую-то лучезарную даль, которая покамест
еще задернута туманом, но со
временем, когда туманы рассеются и когда даль откроется…
К удивлению, бригадир
не только
не обиделся этими словами, но, напротив того,
еще ничего
не видя, подарил Аленке вяземский пряник и банку помады. Увидев эти дары, Аленка как будто опешила; кричать —
не кричала, а только потихоньку всхлипывала. Тогда бригадир приказал принести свой новый мундир, надел его и во всей красе показался Аленке. В это же
время выбежала в дверь старая бригадирова экономка и начала Аленку усовещивать.
В этой крайности Бородавкин понял, что для политических предприятий
время еще не наступило и что ему следует ограничить свои задачи только так называемыми насущными потребностями края. В числе этих потребностей первое место занимала, конечно, цивилизация, или, как он сам определял это слово,"наука о том, колико каждому Российской Империи доблестному сыну отечества быть твердым в бедствиях надлежит".
Еще во
времена Бородавкина летописец упоминает о некотором Ионке Козыре, который, после продолжительных странствий по теплым морям и кисельным берегам, возвратился в родной город и привез с собой собственного сочинения книгу под названием:"Письма к другу о водворении на земле добродетели". Но так как биография этого Ионки составляет драгоценный материал для истории русского либерализма, то читатель, конечно,
не посетует, если она будет рассказана здесь с некоторыми подробностями.
Догадка эта подтверждается
еще тем, что из рассказа летописца вовсе
не видно, чтобы во
время его градоначальствования производились частые аресты или чтоб кто-нибудь был нещадно бит, без чего, конечно, невозможно было бы обойтись, если б амурная деятельность его действительно была направлена к ограждению общественной безопасности.
— Знаю я, — говорил он по этому случаю купчихе Распоповой, — что истинной конституции документ сей в себе
еще не заключает, но прошу вас, моя почтеннейшая, принять в соображение, что никакое здание, хотя бы даже то был куриный хлев, разом
не завершается! По
времени выполним и остальное достолюбезное нам дело, а теперь утешимся тем, что возложим упование наше на бога!
Хотя же в последнее
время, при либеральном управлении Микаладзе, обычай этот, по упущению,
не исполнялся, но они
не роптали на его возобновление, ибо надеялись, что он
еще теснее скрепит благожелательные отношения, существовавшие между ними и новым градоначальником.
В то
время еще ничего
не было достоверно известно ни о коммунистах, ни о социалистах, ни о так называемых нивеляторах [Нивеля́торы — уравнители.] вообще.
И стрельцы и пушкари аккуратно каждый год около петровок выходили на место; сначала, как и путные, искали какого-то оврага, какой-то речки да
еще кривой березы, которая в свое
время составляла довольно ясный межевой признак, но лет тридцать тому назад была срублена; потом, ничего
не сыскав, заводили речь об"воровстве"и кончали тем, что помаленьку пускали в ход косы.
Левин в душе осуждал это и
не понимал
еще, что она готовилась к тому периоду деятельности, который должен был наступить для нее, когда она будет в одно и то же
время женой мужа, хозяйкой дома, будет носить, кормить и воспитывать детей.
Во
время разлуки с ним и при том приливе любви, который она испытывала всё это последнее
время, она воображала его четырехлетним мальчиком, каким она больше всего любила его. Теперь он был даже
не таким, как она оставила его; он
еще дальше стал от четырехлетнего,
еще вырос и похудел. Что это! Как худо его лицо, как коротки его волосы! Как длинны руки! Как изменился он с тех пор, как она оставила его! Но это был он, с его формой головы, его губами, его мягкою шейкой и широкими плечиками.
Левин
не был так счастлив: он ударил первого бекаса слишком близко и промахнулся; повел зa ним, когда он уже стал подниматься, но в это
время вылетел
еще один из-под ног и развлек его, и он сделал другой промах.
При взгляде на тендер и на рельсы, под влиянием разговора с знакомым, с которым он
не встречался после своего несчастия, ему вдруг вспомнилась она, то есть то, что оставалось
еще от нее, когда он, как сумасшедший, вбежал в казарму железнодорожной станции: на столе казармы бесстыдно растянутое посреди чужих окровавленное тело,
еще полное недавней жизни; закинутая назад уцелевшая голова с своими тяжелыми косами и вьющимися волосами на висках, и на прелестном лице, с полуоткрытым румяным ртом, застывшее странное, жалкое в губках и ужасное в остановившихся незакрытых глазах, выражение, как бы словами выговаривавшее то страшное слово — о том, что он раскается, — которое она во
время ссоры сказала ему.
Со смешанным чувством досады, что никуда
не уйдешь от знакомых, и желания найти хоть какое-нибудь развлечение от однообразия своей жизни Вронский
еще раз оглянулся на отошедшего и остановившегося господина; и в одно и то же
время у обоих просветлели глаза.
Он
еще долго сидел так над ним, всё ожидая конца. Но конец
не приходил. Дверь отворилась, и показалась Кити. Левин встал, чтоб остановить ее. Но в то
время, как он вставал, он услыхал движение мертвеца.
— Кити! я мучаюсь. Я
не могу один мучаться, — сказал он с отчаянием в голосе, останавливаясь пред ней и умоляюще глядя ей в глаза. Он уже видел по ее любящему правдивому лицу, что ничего
не может выйти из того, что он намерен был сказать, но ему всё-таки нужно было, чтоб она сама разуверила его. — Я приехал сказать, что
еще время не ушло. Это всё можно уничтожить и поправить.
Деньги от купца за лес по второму сроку были получены и
еще не издержаны, Долли была очень мила и добра последнее
время, и мысль этого обеда во всех отношениях радовала Степана Аркадьича.
Когда началась четырехверстная скачка с препятствиями, она нагнулась вперед и,
не спуская глаз, смотрела на подходившего к лошади и садившегося Вронского и в то же
время слышала этот отвратительный, неумолкающий голос мужа. Она мучалась страхом зa Вронского, но
еще более мучалась неумолкавшим, ей казалось, звуком тонкого голоса мужа с знакомыми интонациями.
И в это же
время, как бы одолев препятствия, ветер посыпал снег с крыш вагонов, затрепал каким-то железным оторванным листом, и впереди плачевно и мрачно заревел густой свисток паровоза. Весь ужас метели показался ей
еще более прекрасен теперь. Он сказал то самое, чего желала ее душа, но чего она боялась рассудком. Она ничего
не отвечала, и на лице ее он видел борьбу.
Письмо было от Анны.
Еще прежде чем он прочел письмо, он уже знал его содержание. Предполагая, что выборы кончатся в пять дней, он обещал вернуться в пятницу. Нынче была суббота, и он знал, что содержанием письма были упреки в том, что он
не вернулся во-время. Письмо, которое он послал вчера вечером, вероятно,
не дошло
еще.
Княгиня Щербацкая находила, что сделать свадьбу до поста, до которого оставалось пять недель, было невозможно, так как половина приданого
не могла поспеть к этому
времени; но она
не могла
не согласиться с Левиным, что после поста было бы уже и слишком поздно, так как старая родная тетка князя Щербацкого была очень больна и могла скоро умереть, и тогда траур задержал бы
еще свадьбу.
Положение Сергея Ивановича было
еще тяжелее оттого, что, окончив книгу, он
не имел более кабинетной работы, занимавшей прежде большую часть его
времени.
Левины жили уже третий месяц в Москве. Уже давно прошел тот срок, когда, по самым верным расчетам людей знающих эти дела, Кити должна была родить; а она всё
еще носила, и ни по чему
не было заметно, чтобы
время было ближе теперь, чем два месяца назад. И доктор, и акушерка, и Долли, и мать, и в особенности Левин, без ужаса
не могший подумать о приближавшемся, начинали испытывать нетерпение и беспокойство; одна Кити чувствовала себя совершенно спокойною и счастливою.
По тону Бетси Вронский мог бы понять, чего ему надо ждать от света; но он сделал
еще попытку в своем семействе. На мать свою он
не надеялся. Он знал, что мать, так восхищавшаяся Анной во
время своего первого знакомства, теперь была неумолима к ней за то, что она была причиной расстройства карьеры сына. Но он возлагал большие надежды на Варю, жену брата. Ему казалось, что она
не бросит камня и с простотой и решительностью поедет к Анне и примет ее.
Он был до такой степени переполнен чувством к Анне, что и
не подумал о том, который час и есть ли ему
еще время ехать к Брянскому.
Разговор их был прерван Анной, нашедшею общество мужчин в бильярдной и с ними вместе возвращавшеюся на террасу. До обеда
еще оставалось много
времени, погода была прекрасная, и потому было предложено несколько различных способов провести эти остающиеся два часа. Способов проводить
время было очень много в Воздвиженском, и все были
не те, какие употреблялись в Покровском.
Второй нумер концерта Левин уже
не мог слушать. Песцов, остановившись подле него, почти всё
время говорил с ним, осуждая эту пиесу за ее излишнюю, приторную, напущенную простоту и сравнивая ее с простотой прерафаелитов в живописи. При выходе Левин встретил
еще много знакомых, с которыми он поговорил и о политике, и о музыке, и об общих знакомых; между прочим встретил графа Боля, про визит к которому он совсем забыл.
— А! Алексей Александрович! — сказал старичок, злобно блестя глазами, в то
время как Каренин поравнялся с ним и холодным жестом склонил голову. — Я вас
еще не поздравил, — сказал он, указывая на его новополученную ленту.
Столкновения эти происходили часто и оттого, что они
не знали
еще, что друг для друга важно, и оттого, что всё это первое
время они оба часто бывали в дурном расположении духа.
Вспомнив
еще раз об Алексее Александровиче, она вспоминала и
время своей болезни после родов и то чувство, которое тогда
не оставляло ее.
До обеда
не было
времени говорить о чем-нибудь. Войдя в гостиную, они застали уже там княжну Варвару и мужчин в черных сюртуках. Архитектор был во фраке. Вронский представил гостье доктора и управляющего. Архитектора он познакомил с нею
еще в больнице.
— Да… нет, — говорил Левин, путаясь в словах. — Как же ты
не дал знать прежде, то есть во
время еще моей свадьбы? Я наводил справки везде.
Левин ничего
не отвечал теперь —
не потому, что он
не хотел вступать в спор со священником, но потому, что никто ему
не задавал таких вопросов, а когда малютки его будут задавать эти вопросы,
еще будет
время подумать, что отвечать.
Но и
не глядясь в зеркало, она думала, что и теперь
еще не поздно, и она вспомнила Сергея Ивановича, который был особенно любезен к ней, приятеля Стивы, доброго Туровцына, который вместе с ней ухаживал за ее детьми во
время скарлатины и был влюблен в нее.
Пребывание в Петербурге казалось Вронскому
еще тем тяжелее, что всё это
время он видел в Анне какое-то новое, непонятное для него настроение. То она была как будто влюблена в него, то она становилась холодна, раздражительна и непроницаема. Она чем-то мучалась и что-то скрывала от него и как будто
не замечала тех оскорблений, которые отравляли его жизнь и для нее, с ее тонкостью понимания, должны были быть
еще мучительнее.